Тая
Участник
К сорока годам у меня было все для идеальной картинки: работа, которая приносила удовлетворение и доход, квартира с видом на парк и самый ухоженный в округе кот.
Но картинка не складывалась. Не хватало главного — ребенка. И все вокруг считали долгом об этом напомнить.
Одиночество и хор доброжелателей
«Леночка, часики-то тикают!» — это было самым безобидным, что я слышала. Мама, Владлена Сергеевна, вздыхала укоризненно: «Я так и не стану бабушкой?» Подруги, окруженные оравой детей, с жалостью в глазах говорили: «Ну хоть кот у тебя есть, а то совсем тихо было бы».
Коллеги на кофе-брейке периодически интересовались: «А кто же тебе стакан воды в старости подаст?» Казалось, все человечество озабочено моим будущим одиночеством и наследием.
Сначала я отшучивалась. Потом злилась и огрызалась. А потом просто выдохлась. Устала оправдываться. Устала чувствовать себя бракованной, неполноценной женщиной, которая не выполнила свое главное предназначение.
Однажды вечером, после разговора с мамой, которая в очередной раз рассказывала про мужчину с серьезными намерениями, я включила телефон. Но первое же сообщение в чате заставило пожалеть об этом.
«Смотри, какая прелесть! У младшего моего в садике утренник был!» К восторженному посланию подруги прилагалось фото — счастливый малыш в костюме пчелки. И в этот момент что-то во мне щелкнуло. Окончательно и бесповоротно.
Решение от отчаяния, а не от сердца
Слез и метаний не было — только холодное, спокойное, ледяное отчаяние. Я больше не могла защищать свой идеальный мир. И тогда родился чудовищный план. Циничный, отчаянный и единственно возможный.
«Хорошо, — сказала я себе. — Вы так хотите, чтобы у меня был ребенок? Чтобы я была как все? Чтобы была «нормальной»? Вы его получите. Но это будет наш с вами общий проект. Готовьтесь».
О рождении собственного ребенка речь уже не шла, суррогатное материнство даже не рассматривалось. Единственным реальным вариантом оставалась опека, к примеру, над девочкой лет шести. Казалось, главное — принять решение. Но все только начиналось.
Испытание на прочность
Оформление опеки оказалось тем холодным душем, которого я пыталась избежать. Пришлось пройти Школу приемных родителей: беседы, анкеты, вопросы психологов.
— Почему вы хотите взять ребенка именно сейчас? — спрашивали меня.
— Потому что пришло время, — отвечала я, глядя в пол и чувствуя, как краснеют уши.
— Что вы будете делать, если у девочки начнутся истерики, агрессия?
— Обращусь к специалистам, — бодро рапортовала я, мысленно добавляя: «И к вам, раз уж вы такие умные».
Этот процесс длился месяцы, в течение которых мой циничный план давал трещины. И когда комиссия по опеке наконец одобрила мою кандидатуру и дала направление на знакомство, уже не была уверена, что хочу этого. Но отступать было поздно — я зашла слишком далеко.
Комитет спасения
Когда все было готово, состоялся семейный совет.
— У меня важная новость, — заявила я, глядя на их ожидающие лица. — Вы так меня поддерживали и переживали, что я останусь одна. Я последовала вашему совету. Я беру ребенка из детдома.
Катя тут же воскликнула: — Лен, это же чудесно! Наконец-то!
— Но так как это была ваша идея, — продолжила я ледяным тоном, не дав ей договорить, — то я очень на вас рассчитываю.
Мам, тебе придется часто сидеть с ней, если я буду задерживаться на работе. Катя, ты как опытная мать, возьмешь на себя вопросы с садом и школой. Даша, у тебя машина, будешь помогать с поездками к врачу. Я уже подготовила график дежурств.
Воцарившаяся тишина была оглушительной. Их лица вытянулись. Это был не тот сценарий, который они для меня написали.
Первой опомнилась Владлена Сергеевна:
— Леночка, ну что ты бросаешься в омут с головой... Это же такая ответственность... Мы, конечно, поддержим, но, понимаешь, у меня здоровье... — ее голос дрогнул.
Катя, мать двоих детей, засуетилась:
— Конечно, я дам тебе номер нашего логопеда, но сама понимаешь, я со своими-то еле управляюсь... Тебе надо быть готовой справляться самостоятельно.
А прагматичная Даша несколько секунд молчала, затем спросила:
— Ты точно все продумала? А если не срастется? Это же не кот, обратно не отнесешь.
Их реакция оказалась предсказуемой. Я была права. Им нужен абстрактный «ребеночек» для галочки в моей биографии, а не реальный человек, который потребует времени, сил и денег. Хотели быть зрителями материнства, а не его соучастниками.
Первая встреча
Меня привели в комнату для гостей. И вот она. Девочка Маша. Худая, с двумя жиденькими косичками и огромными серыми глазами. Воспитательница подтолкнула ее:
— Машенька, познакомься, это тетя Лена. Девочка молча подошла и подала мне руку.
Ладошка была маленькой, холодной и удивительно взрослой для своих лет. Я пожала ее, и мне стало до жути стыдно. Стыдно за свой «план», за свой цинизм, за то, что я рассматриваю этого живого человечка как способ решить свои проблемы.
В ее взгляде не было ни надежды, ни страха. Была лишь настороженность, как у моего кота Гомера, когда он слышит странный звук. Мы были друг для друга странными звуками.
Первые дни и моя стена
Я забрала ее через полгода, и началась жизнь по расписанию. Завтрак по режиму, развивающие игры по методике, прогулка строго по часам. Я покупала ей одежду, читала на ночь книжки, но делала это на автомате, потому что «так надо». Мои чувства были заблокированы толстой стеной.
Главным оружием по-прежнему оставался телефон.
«У Маши температура, не могла бы ты приехать? У меня важные переговоры». «Кать, ты говорила про логопеда, возьми, пожалуйста, номер и запиши нас, лучше тебя никто не разберется».
Я перекладывала заботы на других и ждала, что они взбунтуются. Но они, хоть и ворчали, но все же помогали.
А Маша была очень тихим ребенком. Слишком тихим. Не плакала, не капризничала, не просилась на руки. Тихо играла, ела все, что дадут, ложилась спать по первому слову. Чем старательнее она становилась «удобной», тем выше росла стена внутри.
Кот тоже словно растерялся. Вместо привычных игр со шнурком он садился рядом и молча наблюдал за Машей, как будто проверяя — можно ли ей доверять хозяйку.
Трещина в стене
Перелом наступил, когда меня накрыла болезнь. Температура поднялась внезапно, за несколько часов. «Комитет спасения» оказался недоступен: кто-то уехал к родственникам в другой город, кто-то был занят своей семьей. Я лежала в постели и до слез жалела себя.
Вдруг в дверь позвонили. Один раз, потом еще раз, настойчивее. Звонок будто долбился прямо в виски. Я сползла с кровати, опираясь на стену, и тяжело шаркая по коридору, дошла до входной двери. Каким-то чудом дотянулась до замка.
В проеме двери стояла соседка снизу, Лидия Петровна. Хоть мы и ограничивались кивками в лифте, я знала, что она недавно вышла на пенсию и всегда готова помочь.
— Я слышу странные звуки... Громкий стук, а потом — тихое всхлипывание... У вас все в порядке? — начала она и замолчала, увидев мое лицо.
Ее взгляд скользнул за мою спину, в квартиру, где у стола сидела Маша, сжимая в руках кусок хлеба. Ее плечики вздрагивали от тихих рыданий.
— Боже мой, ребенок один? Вы больны?
Не задавая лишних вопросов, соседка помогла мне вернуться в постель, затем позвонила в скорую помощь. Пока ждали врачей, она напоила Машу, успокоила ее и навела порядок на кухне.
Ирония судьбы: помощь пришла от человека, который никогда не давил на меня. Просто увидела беду и помогла.
После визита врачей дверь приоткрылась. В щель просунулась Машина голова. Она молча постояла, потом подошла к кровати и приложила прохладную ладонь ко лбу. Потом убежала, вернулась с детским пледом и с трудом забросила его на меня.
Снова убежала и принесла бутылку воды и свою красивую куклу в бальном платье. Она аккуратно положила куклу на подушку и прошептала:
— Держи, с ней не так страшно.
Развернулась и ушла на цыпочках, прикрыв дверь.
Я лежала, сжимая в горячей ладони эту дурацкую куклу, и рыдала. Рыдала от стыда, от сломанной гордости, от осознания всей глубины своего эгоизма.
Эта девчушка, которую я считала обузой и которую взяла «назло всем», проявила ко мне больше сострадания и заботы, чем я к ней за все эти месяцы. Она отдала мне самое ценное, что у нее было, в момент, когда мне было плохо.
В тот миг моя стена дала трещину. И сквозь нее пробился свет. Кот, будто почувствовав перемену, сам запрыгнул на кровать и устроился рядом.
От необходимости к... чему-то большему
Сутки я провела в полусне, сбивая жар таблетками и делая пару глотков воды, которую приносила Маша.
Изредка доносился тихий стук в дверь — это Лидия Петровна приносила еду и оставляла ее в коридоре. Иногда Маша садилась рядом и тихо рисовала, чтобы не шуметь.
Я с удивлением обнаружила, что эта семилетняя девочка, брошенная собственными родителями, оказалась куда взрослее и ответственнее меня — взрослой женщины, устроившей бунт из-за обид на окружающих.
Когда температура наконец пошла на спад, я вышла на кухню и увидела ее за столом. Она ела сухие хлопья из пачки, запивая их соком, а рядом стояла миска с водой для кота и рассыпанный корм. Я подошла, обняла ее за плечи и тихо сказала:
— Спасибо тебе за куклу. Она мне, правда, помогла.
С этого дня все стало меняться. Звонки с поручениями прекратились. Теперь я сама водила Машу к врачу и разбиралась с садом. Делалось это не потому что так «надо», а потому что стало интересно. Хотелось узнать, какая она.
Выяснилось, что малышка обожает рисовать птиц и ненавидит манную кашу. Что смешно морщит нос, когда мухлюет в настольной игре. Что по ночам все еще боится темноты, но уже не боится позвать меня.
Не идеальная картинка
Прошел год. Мы не стали семьей из глянца. Мы ссоримся из-за того, что она не убирает игрушки или тянет с уроками. Ужин у нас до сих пор часто состоит из пельменей или омлета. Иногда я срываюсь, иногда плачу от усталости.
Мама до сих пор не может простить мне «этого цирка», как она называет мое материнство. Но теперь это меня не ранит. Я поняла: ее упреки были вызваны не заботой, а страхом перед мнением окружающих — «что люди скажут о дочери, которая в сорок лет все еще одна».
Но сейчас, глядя, как моя дочь – да, теперь я могу уверенно называть ее этим словом – рисует очередную птицу, я понимаю одну простую вещь.
Общество загнало меня в угол, из которого я попыталась сделать самый уродливый и некрасивый выход. Но жизнь оказалась мудрее. Она воспользовалась моей ошибкой, чтобы подарить нам друг друга.
